Хакеры в фантастике и реальности

Хакеры — герои XXI века. Ни одно другое занятие сейчас не окружено таким количеством мифов и не вызывает такого количества споров. Для кого-то хакеры — это почти что городская легенда, «злые монстры» из интернета, для других это просто новый тип преступников, для третьих — борцы за свободу. Но кто они на самом деле и как образы из книг и фильмов соотносятся с реальными людьми?


Живший в XV веке философ Пико делла Мирандола, активный деятель Возрождения, много писал о магии, которую определял как обнаружение и использование потаённых энергий природы. Его идея состояла в том, что настоящий маг не заключает сделку с демонами, а находит в окружающем мире силы, незаметные остальным, подчиняет их себе и таким образом получает возможность делать чудесные вещи.

Это может показаться странным началом для разговора о хакерах, но на самом деле хакер, как его изображают в поп-культуре, — это и есть маг Возрождения, за одним-единственным исключением. Маг обнаруживал силы, заложенные в природе Богом, а хакер находит закономерности в мире, созданном людьми, — в мире техники. Но поскольку мир, в котором мы живём, — уже давно мир техники, а не природы, это различие оказывается не особо существенным.


Симптоматично, что сразу в двух достаточно известных настольных ролевых системах, Shadowrun и Mage: The Ascension (часть вселенной World of Darkness, известной в первую очередь за счёт игры Vampire: The Masquerade), маги и хакеры существуют параллельно друг другу и действуют по схожим законам. В Mage: The Ascension Виртуальные Адепты, своего рода «хакеры реальности», сражаются плечом к плечу с волшебниками, жрецами, шаманами и мастерами кун-фу. В Shadowrun правила действия в виртуальном пространстве и мире духов похожи, как и роль, которую шаманы и декеры (местная версия хакеров) играют во время операций.

Во многом это восходит к одной из первых художественных книг, поставивших хакеров в центр внимания, — роману «Нейромант» Уильяма Гибсона. Его главный герой, хакер Кейс, разговаривает с «цифровыми призраками» и поддерживает отношения с ИИ, больше напоминающим демона, регулярно переживает клиническую смерть, в ходе которой получает видения, а для того, чтобы успешно совершить необходимый взлом, проходит настоящее духовное путешествие. Всё это вписывается в эстетику техномистики — изображения техники как чего-то загадочного, непонятного и потустороннего, вплоть до прямого отождествления её со сверхъестественным. И именно фигура хакера ещё со времён Гибсона занимает важное место в произведениях, использующих этот стиль.


Тут можно вспомнить «Нирвану» Сальватореса, цикл Мерлина из «Хроник Амбера» Желязны, книги Нила Стивенсона или Мелиссы Скотт, наконец, «Матрицу», которая буквально приравняла взлом компьютера к магическому управлению нашим миром. В 1980-90-е годы даже те произведения, где авторы пытались уйти от явных фантастических допущений, сохраняли верность этому стилю и преподносили хакеров как людей, не до конца принадлежащих нашей реальности, — достаточно вспомнить психоделическое изображение киберпространства в «Хакерах» Йена Софтли.

Только в нулевые такой стиль стал казаться слишком оторванным от действительности, и на смену мистическим хакерам пришли «реалистичные» киберпреступники. Условной точкой отчёта можно считать роман Transmission писателя Хари Кунзру, одно из первых нежанровых произведений про хакеров. По сюжету главный герой, наивный индийский программист, отправившийся «завоёвывать Америку», случайно создаёт вирус, который приводит к глобальной катастрофе.


Впрочем, ещё больше для изменения образа хакеров сделали романы Стига Ларссона про Лисбет Саландер. Именно вокруг хакерских навыков строятся и детективные способности «Девушки с татуировкой дракона», и её имидж, хотя помимо компьютерного взлома Лисбет умеет драться, воровать и делать много других вещей. Но в психологическом триллере Ларссона не было места техномистике. А успех романов и последующих экранизаций привёл к тому, что и другие авторы стали изображать хакером сходным образом.


Иронично, что такие произведения, со всей их претензией на психологическую достоверность, зачастую показывают хакеров даже менее реалистично, чем в 1980-90-е. Дело в том, что в новых книгах и фильмах всё меньше внимания уделяют тому, что хакеры не работают в одиночку. Кейс, герои «Хакеров» или персонажи «Матрицы» были членами соответствующих субкультур и действовали в составе групп, движений и команд. Но Лисбет Саландер, Скай из первых сезонов «Агентов Щ.И.Т.», Фелисити Смоук из «Стрелы» и многие другие современные хакеры взламывает компьютеры за счёт условных «выдающихся навыков», не поднимаясь из-за монитора и ни с кем не разговаривая. Когда в сюжете появляется какой-то коллектив хакеров, он выглядит скорее произвольным объединением мастеров, а не насущной необходимостью. По сути дела, такой подход ещё больше сближает хакеров с волшебниками, утверждая: единственное, что для этой профессии важно, — эзотерические, недоступные простым смертным познания. И тот факт, что вокруг хакеров стало происходить меньше техномистики, только обеднило образ, но не сделало его более реалистичным.


Кто же они такие — настоящие хакеры?


Слово «хакер» сейчас обозначает человека, эксплуатирующего уязвимости компьютерных систем в преступных целях. Мотивы таких людей разнообразны: кто-то рассчитывает на материальную выгоду, кто-то использует взлом в рамках политического активизма, кто-то просто хочет продемонстрировать свои навыки или заслужить уважение в сообществе хакеров. Но в массовом сознании отождествление хакера с преступником — устоявшийся факт.

При этом в англоязычном сообществе технических специалистов до сих пор идёт борьба за то, чтобы «обелить» слово хакер. Технофилы вроде Линуса Торвальдса, Кена Томпсона или Ларри Уолла, которым нравится сам процесс программирования, именуют себя хакерами уже много десятилетий. С их подачи это понятие стало общим названием для любого компьютерного специалиста, а затем попало в масс-медиа, где закрепилось именно за преступниками. Правда, Фред Шапиро, главный редактор The Yale Book of Quotations, сборника американских цитат, утверждает, что уже в первом зарегистрированном случае употребления слова «хакер» в контексте компьютеров, в 1963 году, оно применялось в негативном смысле.

Тем не менее хакеры-программисты решительно отмежёвываются от хакеров-преступников, предлагая называть вторую группу «крэкерами» (от английского crack — ломать). Они также придумали разделение на White hat (хакеров, которые занимаются обеспечением безопасности), Black hat (собственно преступников) и Grey hat (хакеров, которые формально нарушают закон, но не причиняют никому вреда). Да и к находке Шапиро они относятся настороженно, пытаясь выискать более старые примеры использования термина, которые доказали бы, что позитивное значение слова «хакер» старше. И, скорее всего, эта борьба не закончится никогда.

Проблема с этим разделением состоит в том, что две субкультуры пересекаются сильнее, чем честным людям хотелось бы признавать. Это было особенно справедливо на заре современной компьютерной культуры, в 1970-80-е годы. Среди тех, кто в тот период совершал неавторизованные проникновения на чужие компьютеры, было множество талантливых программистов. Зачастую хакерская деятельность и изучение новых возможностей компьютера были для них двумя сторонами одной медали. Более того, многие хакеры-преступники утверждают, что их собственная этика и этика хакеров-программистов очень похожи.

Обе субкультуры придерживаются принципа свободы информации, распространяющегося как на программный код, так и на факты, враждебно относятся к государственным властям, идентифицируют друг друга через специфические шутки. Характерно, что «Манифест хакера», в котором автор прямо называет себя преступником, по уровню технофильского пафоса ближе скорее хакерам-программистам. И всё-таки по разным причинам для большинства людей и, главное, для массовой культуры слово «хакер» уже давно обозначает определённый тип преступника. Но откуда эти преступники взялись и чем именно они занимаются?


Непосредственными предшественниками хакеров были фрикеры — субкультура людей, которые «взламывали» телефонные линии в США с конца 1950-х до 1980-х годов. Члены этой субкультуры использовали технические уязвимости, чтобы заниматься «телефонным терроризмом», экономить на междугородних звонках, выяснять и использовать секретные номера, связанные с правительством. К их рядам принадлежали, помимо прочего, Стив Джобс и Стивен Возняк, первой коммерческой схемой которых было распространение «синих коробок» — одного из популярнейших фрикерских изобретений.


Самая известная техника фрикеров была связана с уязвимостью телефонов, работающих через тональный набор: генерируя определённые звуки в процессе набора номера, фрикеры могли сбить с толку систему перенаправления звонков. Например, бесплатно позвонить на большое расстояние или заставить таксофон поверить, что в него положили монету. Именно это делали в том числе «синие коробки».

История открытия этой уязвимости сама по себе напоминает фантастический триллер. В 1957 году Джозеф Энгрессия, слепой семилетний мальчик с абсолютным слухом, заметил, что определённая комбинация звуков, издаваемых клавишами телефона, может переключать режим звонка, позволяя, к примеру, бесплатно звонить в любую точку мира. В подростковом возрасте Энгрессия стал активным членом субкультуры фрикеров, пока у его дверей не оказались агенты ФБР, к которому обратилась телефонная компания. Как и многим хакерам в последующие десятилетия, Энгрессии предложили сотрудничество в качестве технического консультанта. Он согласился и несколько лет проработал, налаживая телефонное оборудование так, чтобы другие люди не могли повторить его успех.

Фрикеры очень напоминали более поздних хакеров. С одной стороны, это были технические специалисты, как правило — самоучки, которые проводили часы за чтением мануалов к новым моделям телефонов, собирали собственные аппараты, разбирали (разумеется, незаконно) таксофоны, копались в мусорных ящиках телефонных компаний, пытаясь получить доступ к их секретам. Но с другой стороны, они были, в сущности, мошенниками, которые, выдавая себя за операторов, незаконно проникали в офисы, на подстанции и даже в частные дома.


Этот аспект в работе фрикеров, как и хакеров, часто недооценивают, чему способствует распространённый в культуре образ «социально неадаптированного технаря». Но без подобных уловок, позволяющих выяснить пароли, частоты и устройство того или иного прибора, ни фрикеры, ни хакеры никогда не добились бы серьёзного успеха.


Собственно, хакеры менялись и развивались параллельно тому, как менялись и развивались электронные средства передачи данных. Первым хакером шутливо называют Невила Маскелайна, британского фокусника и изобретателя, жившего в начале XX века. Он прославился как человек, в 1903 году «взломавший» одно из первых радиосообщений, чтобы продемонстрировать уязвимость нового изобретения для внешнего вмешательства. Также к предшественникам хакеров относят дешифровщиков, работавших на обеих сторонах Второй мировой, и других подобных специалистов.

К появлению хакеров в современном понимании мир готовился какое-то время. Ещё в 1949 году Джон фон Нейман опубликовал статью, где обосновал возможность появления компьютерного вируса — самореплицирующейся программы. Субкультура фрикеров подготовила людей с необходимыми интересами, навыками и организацией мышления. Наконец, в 1967 году ученики школы в Чикаго впервые успешно взломали экспериментальную компьютерную сеть, соединявшую учебные заведения в их городе. Правда, тогда они сообщили о своих достижениях в компанию IBM, которая изначально и предоставила школам своё оборудование.

Но начало было положено, и в следующие десятилетия компьютерные взломы становились всё популярнее. В сущности, их эффективность была ограничена только скоростью компьютеризации общества: как только компьютеры проникали в ту или иную сферу, их тут же пытались взломать, — и зачастую это удавалось. Поворотным моментом можно условно считать успех 16-летнего хакера Кевина Митника, который в 1979 году проник в систему Arc, принадлежавшую компании Digital Equipment Corporation. С этого момента хакеры становятся всё большей и большей проблемой — как для крупных компаний, так и для правительства.

В массовом сознании современный образ хакера сложился в 1980-е годы, чему способствовал целый ряд факторов. Так, в 1980-м ФБР впервые обратило пристальное внимание на проблему, и о хакерах заговорили в СМИ. В 1981 году New York Times описывает их следующим образом: «Технические эксперты; опытные, как правило, молодые, программисты, которые легкомысленно испытывают защиту компьютерных систем, стараясь определить их ограничения и возможности». Во многом это описание актуально до сих пор.

В каком-то смысле восьмидесятые были «золотым веком» хакеров. Америку охватывали первые крупные сети, вышедшие за пределы учебных заведений и военных учреждений. Многочисленные BBS — сервера, функционирующие как «электронные доски объявлений» и поддерживаемые энтузиастами, — стали площадками для общения фанатов новых технологий, в том числе и первых хакеров. Именно там люди с псевдонимами вроде Ментор, Леке Лютор или Эммануэль Голдстейн (в честь персонажа Оруэлла) создавали собственные «кланы»: Legion of Doom, Cult of the Dead Cow и подобные организации. Всё это напоминало игру, особенно в силу того, что американское законодательство ещё не классифицировало хакерскую деятельность как преступную.

Хакеры видели себя единственными, кто по-настоящему понимал новую технологию. Историк техники Эрик Дэвис утверждал, что они считали себя «новыми ковбоями» на «новом американском фронтире». Перед ними открылся целый мир, который хакеры — как программисты, так и преступники, — стремительно осваивали, руководствуясь попеременно желанием наживы, стремлением понять, как что-то работает, превзойти систему или друг друга, а то и романтическими идеалами свободы и братства.

Но то, как мы представляем хакеров сейчас, определили не только реальные программисты 1980-х годов, а вся культура того десятилетия. В США это было время фантастического, даже по современным меркам, разрыва в уровне технических знаний. Пока часть американцев осваивала сети, играла в коммерческие видеоигры и распространяла порнографические картинки, другая не вполне осознавала, что «компьютер» — это машина, а не человек. Тем не менее технические устройства разного рода стремительно вторгались в повседневную жизнь, заменяя людей, создавая новые профессии, изменяя привычный быт. Ощущение, что техника «потеряла границы» и проникает во всё новые и новые сферы, охватывало общество и находило отражение в искусстве. И одним из образов, к которому обращались авторы, пытавшиеся уловить эту тревогу, стали хакеры, своего рода «волшебники» нового мира.


Наиболее значимым произведением для демонизации этой субкультуры стал вышедший в 1983 году фильм «Военные игры» от режиссёра Джона Бэдэма. Сюжет основан на том, что молодой подросток Дейв взламывает компьютерную сеть военного ведомства США и случайно запускает компьютер, призванный просчитывать различные варианты боевых действий, что чуть не приводит к Третьей мировой войне.

Хотя картина задумывалась как критика холодной войны и предупреждение, что в случае такого конфликта победителей не будет, публика увидела там другое: оказывается, хакеры могут взломать любое электронное устройство, подключённое к сети. Этот страх подпитывался реальными газетными заголовками. В результате в 1983 году Конгресс США начал рассматривать первые законы, направленные против хакеров. Через несколько лет соответствующие меры будут приняты, и получение несанкционированного доступа к чужим данным и компьютерным системам станет преступлением.


А в 1984 году Уильям Гибсон издал «Нейроманта», одну из книг, создавших жанр киберпанка. Гибсон, не имевший технического образования и написавший свой труд на печатной машинке, тем не менее смог уловить многие страхи и надежды своего поколения, в том числе и относительно хакеров. Предложенные им термины проникли в жаргон этой субкультуры и заметно романтизировали её в глазах широких масс.

Но правительство США относилось к хакерам со всё большим раздражением. То, что начиналось как шутка и проверка собственных навыков, превращалось в прибыльный криминальный бизнес. Хакеры использовали растущую автоматизацию банковской системы, чтобы красть деньги, занимались промышленным шпионажем и даже продавали государственные секреты Советскому Союзу.

В 1990 году терпение властей лопнуло, и ФБР организовало громадную операцию под кодовым названием Sundevil, направленную против хакеров. Рейды прошли в 14 городах по всей стране, об их успехах сообщали в новостях. В результате было арестовано всего три человека, но важность операции состояла в другом: хакеры по всей Америке поняли, что правила игры изменились, «шутки кончились» и их деятельность чревата не просто скандалами, а реальными тюремными сроками. Многие после этого прекратили заниматься незаконными взломами, некоторые даже сообщили ФБР координаты своих коллег в обмен на иммунитет и помощь в дальнейшем трудоустройстве. Романтическая «хакерская вольница» 80-х закончилась.

Впрочем, самих хакеров в последующие годы становилось всё больше — по мере того, как компьютеры и, главное, интернет проникали во всё новые и новые сферы жизни. Однако субкультура с тех пор поменялась. В её рядах по-прежнему есть люди, просто желающие доказать, что «они могут», и идейные борцы за свободу информации, которые часто оказываются главными героями новостей. Но статистически большая часть хакеров — обыкновенные преступники, готовые рискнуть собственной свободой ради быстрого обогащения. Тем более что Сеть создавала и продолжает создавать всё больше и больше возможностей для этого: распространение онлайн-магазинов привело к тому, что воровать деньги со счетов стало проще, многократно вырос рынок украденных персональных данных. Как это часто бывает, романтика сменилась рутиной и простой человеческой жадностью. Фронтир стал хорошо изученным.


Что же могут реальные хакеры? Ответ на этот вопрос сложнее, чем кажется, потому что незаконное проникновение на чужой компьютер — это результат, а не процесс. Человек, который через плечо подсмотрел, как вы вводите пароль, оглушил вас ударом стула и скачал все фотографии котят с жёсткого диска, формально совершил хакерскую атаку — получил несанкционированный доступ к чужим цифровым данным.

И этот пример не так далёк от жизни, как может показаться. Хакеры, готовящиеся к крупной операции, часто устраиваются в соответствующую компанию в качестве уборщиков или других технических работников, дают взятки другим сотрудникам или роются в мусоре в поисках тех самых бумажек с паролями, которые рассерженные начальники вытаскивают из-под клавиатуры подчинённых. Такие мошеннические схемы, позволяющие получить доступ к чужим данным без каких-то особых технических навыков, исключительно за счёт обмана живых людей, часто называют «социальной инженерией».

Но всё-таки обычно, говоря о компьютерном взломе, мы подразумевает что-то более техничное. И у хакеров действительно немало чисто цифровых возможностей. Пока мы сидим в интернете, наш компьютер обменивается с мировой сетью громадным количеством информации, чего мы зачастую не осознаём. Многие сервисы запрашивают данные о конфигурации браузера, а получив эти данные, хакеры могут использовать те или иные известные уязвимости. На других сайтах юзера просят что-то скачать или пройти по ссылке, что может заразить компьютер той или иной нежелательной программой, которая в дальнейшем позволит хакеру получить к нему доступ. Одна из самых простых и в то же время эффективных программ такого рода — кейлогер, фиксирующий то, что вы печатаете в браузере. Это позволяет хакеру со временем выяснить большую часть ваших паролей. Многие атаки подобного рода осуществляются «безадресно» — хакеры просто рассылают сотни писем или запускают десятки «заражённых» сайтов и смотрят, кто именно попадётся.

Тем не менее легко заметить, что и эти технические приёмы зачастую рассчитаны на неосторожного пользователя, который открывает подозрительные письма, проходит по странным ссылкам или вовремя не обновляет программы, оставляя в них уже известные уязвимости. Означает ли это, что, если пользователь будет следить за собой и вести себя осторожно, он выйдет из зоны риска? Статистически — да, его шансы подвергнуться взлому существенно уменьшатся. Но в теории даже этого недостаточно.

Дело в том, что наши пароли и большая часть личных данных сейчас хранятся не на наших компьютерах, а на удалённых серверах крупных компаний. И если какой-то коллектив хакеров, к примеру, сможет взломать такие сервера, воспользовавшись неосторожностью сотрудников одной из компаний, он получит доступ к данным пользователей напрямую. Более того, необходимо помнить, что профессиональные хакеры — это не отдельные специалисты, а целая субкультура с налаженными внутренними связями. Сотни украденных паролей не используются людьми, которые их украли, а продаются, передаются или просто вывешиваются в открытый доступ.

Это, кстати, означает, что образ хакера из кино, который просто сидит за компьютером, что-то печатает, а затем проникает в чужую систему, не совсем ложен, — такое вполне может быть, если «работу ногами» за него уже сделал кто-то другой. Нужно просто понимать, что значительную часть времени хакер не пишет какую-то зловещую программу или вручную расшифровывает данные, а общается с коллегами, выясняя, нет ли у кого-нибудь нужного пароля, информации о конфигурации целевой системы или данных о какой-то известной уязвимости.



Компьютерный взлом — одно из самых романтизированных занятий. Типичные для массовой культуры хакеры отличаются от своих реальных прототипов не меньше, чем ковбои или пираты. И это не единственное, что их роднит. Образы пиратов, ковбоев и хакеров отражают наши мечты о свободе и надежды, что где-то «там», на море, в прериях или в киберпространстве, царит справедливость и каждый получает только то, что заслужил собственным умом, находчивостью и навыками. Но у всех этих образов есть и тёмная сторона: порой свобода превращается в безнаказанность, а отсутствие материальных привязок — в жестокость.

В то же время хакеры в искусстве — «послы» мира техники среди обычных людей. В кино, комиксах и видеоиграх они ближе к андроидам, киборгам и разумным ИИ. Не случайно последний большой сериал, посвящённый этой теме, назвали «Мистер Робот». И нет ничего удивительного в том, что их попеременно то превозносят, то делают злодеями, отражая то, как в нашем обществе колеблется отношение к повсеместной компьютеризации: в ней видят то новую надежду для человечества, то величайшую угрозу в его истории.

Реальные хакеры оказываются заложниками этих популярных мифов. Впрочем, часто они и сами не против: среди представителей этой субкультуры действительно немало как технооптимистов и анархистов, так и циничных преступников и шпионов, и многим из них может льстить романтический ореол, окутавший их ремесло. А простым пользователям остаётся только сохранять бдительность и не забывать, что далеко не всё, показанное в кино, — правда. Впрочем, как свидетельствуют истории самых известных хакеров, иногда реальная жизнь может преподносить сюжеты покруче, чем массовое искусство.